Главными участниками Ирбитской ярмарки разумелись гости торговые от почти безымянных до всероссийских знаменитостей. Если товар, этот основной итог развития промышленности, сельского хозяйства, ремесел, — кровь страны, то купечество сопоставимо, наверное, с сердцем…
Без малого за три столетия купцов в Ирбите перебывала тьма. Так, ярмарка 1888 года представлена 121 торговой фамилией.
«Всё проиграл…»
Никто не изучал привычек, норова торговых гостей, характеры их ушли в глубины времени вместе с ними. Торговые гости, даже на памяти ирбитчан представали перед городом слишком пестро, кто как, исходя из конкретных своих особенностей.
Мария Дмитриевна Дробинина вспоминала, как один купец все проиграл, а когда застрелился, то полиция хоронила непутевого за казенный счет.
«Случай на конных бегах»
Тюменский купец Колокольников на конных бегах застрелил в порыве отчаяния лошадь ирбитского купца Колмакова, когда та второй раз подряд опередила у финиша его скакуна. Верить в предначертание баловня судьбы, стремиться к превосходству любым способом — одно из свойств купеческой души.
«Под копытами коней в черепки билась глиняная посуда…»
Помнит Ирбит неуместное озорство, казалось бы, взрослых своих гостей. Сын московского купца Сергей Наталкин распорядился однажды направить тройку по горшечному ряду. Под копытами горячих коней в черепки билась глиняная посуда. На упрек спутницы, дамы сердца, седок ответил: «Мы, дорогая, у азиатов, в Европе я бы себе такое не позволил!»
Любил зло пошутить над собратьями якутский купец Петр Кушнарев. Как-то в теплый ярмарочный день (с крыш капало) он, облюбовав тройку, нанял ее до сумерек, а заодно и всех остальных легковых извозчиков. Куда головной экипаж, за ним и вереница порожних. Что оставалось деловому люду в тот день… Только месить мокрый снег ногами!
Разнообразными гранями, вплоть до невероятных, представало перед городом российское купечество. Под эталон же торгового гостя подходят полностью, всего двое — знаменитый Савва Морозов и местный, ирбитский, Дмитрий Зязин. У них схожие судьбы, типичные для истинного купца черты характера. Оба из крепостных, в люди вывела лишь предприимчивость.
Основатель династии Морозовых
Савва Васильевич еще подневольным отбывал повинность на шелкоткацкой фабрике. К открытию своей мастерской в 1801 году он изучил в тонкости не только производство, но и вкусы, запросы слободской девушки на выданье, крестьянской невесты, мастерового, хлебопашца… Яркий ситец, тонкий батист, полубархат, репс раскупались мгновенно.
Младшему сыну, Тимофею Саввичу, удалось потеснить на мировом рынке самих англичан. По его же просьбе городская дума отвела ему земельный участок в Ирбите под постройку торгового дома со службами. При открытии магазина покупателям дарили по платку за внимание к Морозовым и как приглашение и напоминание заходить почаще.
В 1901 году в алфавитном указателе, торгующих в магазинах , лавках и на площадях Ирбита записано: «»Саввы морозова, сын и К», фирма помещалась на улице Торгово-Площадной, свой дом за №3121, род торговли -мануфактура своей фабрики».
Дела у Тимофея Саввича на Ирбитской ярмарке шли неплохо, о чем свидетельствуют дошедшие до наших дней справочные книги «Ирбитская ярмарка». Уважаем был и хозяин, избранный в члены ярмарочного комитета.
Местный мукомол и миллионер Дмитрий Зязин
Над ирбитским купцом Дмитрием Зязиным город посмеивался из-за его скупости и чрезмерного аскетизма. Однако упреки молчаливые, а подчас и высказанные, он парировал обычно остроумно, весело. Купив как-то на рынке дешевой рыбы, он попросил сноху приготовить пирог. Та, ничего не сказав, отдала мелкоту кошке, принесла из лавки Рудакова доброй, испекла, подала на стол. Раскрыл Дмитрий Васильевич пирог удивленно сказал:
— А я и не знал, что рыба в пироге растет!
В другой раз при благотворительном сборе Зязин опустил в кружку гривенник. Сборщик покосился: дескать, твой-то старший сын не пожалел серебряного рубля! Зязин хитровато потупился:
— Да, он способен себе позволить такое: у него отец — миллионер, а я — сирота…
У него было правило: себе, для семьи — без затей, что попроще, подешевле, главное— радеть о деле. Одежду, обувь для домочадцев покупал под занавес ярмарки, при вялых ценах, из остатков. Сам с весны до осени неизменно носил сапоги.
Охотников пошутить над его привычками, как отмечали, хватало. При одном из случайных заходов Зязина в ресторан завсегдатаи не преминули позлословить: вот, мол, голодненький, наверное, а обедать не станет, чтобы не разориться…
Дмитрий Васильевич при них вымыл руки дорогим французским вином.
— Могу вот так мыться, но ведь не делаю и вам не советую. А еда что? Ее дома хватит!
Круглый год поднимался в четыре утра, наскоро пил чай, запрягал бурого мерина, всходил на сани или дрожки, вожжи в руки — и по своим заведениям. С заботою, чтобы свое не отставало, а то и превосходило. Не случайно на сельскохозяйственной выставке по югу России его мука собственного помола получила большую золотую медаль. Его мельница, техническое чудо XIX столетия, долго и в советское время одаривала город мукой.
Водились у Зязина наличные деньги. 14 сентября 1914 года он дал Екатеринбургу сто тысяч рублей сроком на пять лет из семи процентов годовых. Под процент, который бы ныне посчитался за акт милосердия! Легких денег, полагал он, ни у кого не должно быть, а потому в восемнадцатом, при отходе красных из Ирбита, отказался платить контрибуцию в 170 тысяч рублей. Даже под угрозой смерти своей и сына. Впрочем, с ними вместе расстреляли и остальных, кто условие выполнил — деньги внес.
Каковы их типичные черты, типичных представителей российского купечества? По привычкам они — мужики, крестьяне; по задаткам, таланту, размаху — люди торговые. Это при их живом интересе товар не застаивался, копейка зря не лежала.